История этого сильного человека — уникальный пример того, как, не выиграв ни одной Олимпиады, можно золотыми буквами вписать своё имя в летопись мирового спорта.
Недавно обладатель первой в истории нашей страны медали чемпионата мира по прыжкам с трамплина отметил 85-летие. Как всегда, на праздник к ветерану пришли его самые близкие друзья.
— Каждый год ко мне приезжают бывшие прыгуны и друзья детства, — улыбается Николай Андреевич. — Это уже стало доброй традицией. Федерация, правда, в этот раз обо мне не вспомнила. На 80-летие меня поздравили — вручили грамоту и костюм, а в этот раз… Всё прошло незаметно для федерации.
Чужаков к себе Каменский не допускает, с журналистами общается сдержанно, а чаще вообще не общается. «Кому это вообще может быть интересно?» — искренне недоумевает спортсмен и отмахивается от любой просьбы рассказать свою историю.
Кто-то может решить, что это стариковские причуды. Вовсе нет… Просто Николай Андреевич — представитель старой школы, не любит пафоса и лишнего шума вокруг своего имени.
Однако для Лайфа заслуженный мастер спорта сделал исключение — спасибо его дочери.
— В Интернете очень много неверных фактов об отце, — пояснила Елена. — Мне бы очень хотелось, чтобы наконец все ошибки были исправлены. А то даже на официальном сайте федерации в профайле Николая Каменского допущены грубые недочёты. Например, там указано, что отец — участник двух Олимпиад, а он выступал на трёх!
Что ж, попробуем восстановить справедливость.
«В войну работал на заводе — надо было фронту помогать»
О своём детстве Николай Андреевич рассказывать не любит — на то есть веские причины. Семья будущего прыгуна с трамплина пережила немало лишений.
Когда-то земли, где сейчас расположены Воробьёвы горы, МГУ, трамплин, принадлежали его предкам по отцовской линии. На месте гостиницы «Орлёнок» был его отчий дом, который потом снесли при Хрущёве, на Мосфильмовской — капустные поля: семья Николая Андреевича снабжала белокочанной всю Москву.
— Я был маленький, когда у нас отобрали последнюю лошадь, — вспоминает Каменский, нахмурившись, словно ребёнок. — Впрочем, всё это в прошлом…
Однако главная незаживающая рана в груди Николая Андреевича — отец, репрессированный в 30-х годах.
— В нашей семье было четверо детей: две сестры, я и младший брат, — продолжает Каменский. — Одна сестра умерла лет в 12, вторую, Веру, убило на моих глазах, когда бомбили Москву. Как сейчас помню, мы играли с другими детьми, вдруг взрыв и один осколок попал в сестру… Она упала и больше не поднялась. Вовочка умер совсем маленьким, и я остался у матери один.
Когда началась война, Каменскому было всего 10 лет. Он, как и многие дети, пошёл работать на завод — надо было фронту помогать, да и себя с матерью как-то кормить. Жили они в доме на Воробьёвском шоссе, сейчас там улица Косыгина.
— Я помогал делать детали для снарядов, но это произошло ближе к концу войны, когда мне было лет 12–13. Пришли в первый раз на предприятие с друзьями, а до столов недостаём. В общем, встали на табуретки — и за работу.
Работая на заводе, я получал хлеб. Крохи, конечно, но тогда это было за счастье. Дисциплина у нас была строгая. Помню, бежим мы с Витькой на работу, зима, холодно, боимся опоздать.
Вы знаете, когда война ещё не коснулась столицы, мы с мальчишками всё в войну играли, думали, что это где-то далеко, словно не с нами. Когда же боевые действия дошли до Москвы, поняли, что всё серьезно. Было страшно… А позже, когда война закончилась, мы все гордились тем, что помогали в этой битве против фашистов.
— Отец себя в это время уже мужчиной ощущал, — подключилась к разговору Елена. — Он один у матери остался и чувствовал свою ответственность за неё. Моя бабушка — Елена Павловна, меня, кстати, в её честь назвали, невероятной красоты женщина была, любила украшения, но в войну все свои золотые изделия и даже картину Айвазовского они с отцом обменяли на еду.
— Николай Андреевич, хорошо помните 9 мая 1945 года?
— Вы знаете, я всю войну прожил в Москве, ничего другого не видел. А чем запомнился День Победы, так это салютом. Грандиозным салютом…
— А вот маме пришлось в войну поездить, — добавила Елена. — Их пытались эвакуировать из столицы, хотели увезти к дальним родственникам в Липецкую область. И вот везут их в деревню в грузовике, а в небе немецкие самолёты бомбят. Бабах, бабах — слышится со всех сторон. Мама с братом к матери прижались, а над ними самолёт так и кружит. То ли у него снаряды закончились, то ли он детей пожалел, но им повезло. Потом маме очень долго снился этот самолёт, она не могла спать…
«Стал прыгуном с трамплина благодаря горам и арбузам»
Спортивная судьба Николая Андреевича сложилась не так, как у многих спортсменов того времени. Ни футбола, ни хоккея в его жизни не было. Каменский обречён был на то, чтобы стать летающим лыжником…
— Мы жили на Ленинских горах (с 1935 по 1999 год так назывались Воробьёвы горы. — Прим. Лайфа), и у нас, в общем-то, не было выбора, чем заниматься. Горы — и всё. Зимой — на лыжах, а летом прыгали в Москву-реку, чтобы арбузов раздобыть. Вот плывет баржа, мы с пацанами в воду, доплывали до судна, залезали на него, скидывали несколько арбузов — и обратно, а потом на берегу сидели и ели добытые трофеи. Мой друг по арбузам, кстати, до сих пор жив. Бывает, вспоминаем с ним детство.
Все мальчишки, которые жили на Воробьёвке, стали прыгунами. Допрыгались, так сказать, за арбузами…
Первым тренером Каменского стал Константин Алексеевич Крылов. Именно он привил юному ученику любовь к прыжкам.
— Мы познакомились с ним, когда я пришёл заниматься в общество «Торпедо». Помню, он так посмотрел на меня и сказал: «Давай попробуем». И мы начали работать.
Потом я перешёл к тренеру Владимиру Нагорному — нужно было расти дальше. Ему, кстати, мы обязаны многими трамплинами в Москве. Нагорный много мне дал, но в какой-то момент я почувствовал, что он в меня не верит.
Произошло это на дебютном для меня первенстве Союза в 1953 году. Первое место тогда занял Юрий Скворцов, он был старше меня, обладал авторитетом и уже имел достойные результаты. Я же занял всего лишь 22-ю позицию. Честно говоря, я был очень недоволен собой, сильно переживал неудачу. В этот момент ко мне подошел Нагорный и сказал: «Ты обалдел! Хотел обыграть самого Скворцова?» Меня это так разозлило, и я сказал тренеру: «Я обыграю и буду лучше».
Знаете, что-то тогда во мне изменилось. Мне было неприятно, что мой тренер в меня не верит. И я предпочёл уйти к другому наставнику — Михаилу Химичеву. Под его руководством я начал делать свои первые успехи. Уже в 1954 году на первенстве Союза я занял второе место…
О своём наставнике Каменский говорит с неподдельным уважением и даже сыновьей любовью…
— Химичев — прекрасный человек, он вселил в меня уверенность, за что ему огромное спасибо. Он никогда не давил на меня, ничего не говорил поперёк. Знаете, иногда большим спортсменам тренеры уже мешают, но Михаил Алексеевич обладал невероятным чувством такта. Я его очень любил и уважал. Впрочем, как я уже сказал, Нагорный тоже мне многое дал. Когда я был ещё мальчишкой, он научил меня серьёзно относиться к делу, натаскал в техническом плане.
— Николай Андреевич, не страшно было прыгать? Высота ведь нереальная…
— Нет! Мне никогда не было страшно, я не боялся высоты, наоборот, обожал это восхитительное чувство полёта. И потом, тренироваться мы начинали на маленьких кочках. Сначала прыгали с одной кочки, потом — с другой. Мы ведь не сразу полезли на высокие трамплины.
— Всегда хотела спросить, о чём думает прыгун во время полёта?
— Я ни о чем не думал — всё делал на автомате! Некоторые, правда, думают о том, как бы попасть в стол отталкивания. Но если начинаешь об этом думать, не попадёшь. Это стопроцентно.
Я так скажу, у кого развито «чувство стола», у того получаются отличные прыжки.
Первый раз за границу Николай Андреевич попал в 1954 году. Тогда, оказавшись в Швеции, Каменский почувствовал себя человеком из каменного века.
— Это был мой первый международный старт! Я занял там 21-е место из 85 участников. Мы ведь не ездили раньше никуда и не видели, как прыгают другие спортсмены, варились в одной кастрюле и другого не знали. У нас и техники-то толком не было.
Что касается впечатлений от самой поездки, то, конечно, мы все были в шоке. Такое ощущение, что приехали в Швецию из каменного века. Были одеты кое-как, оснащение наше тоже было не на высшем уровне. Но ничего… Буквально за два года наша команда, приобретя международный опыт, очень сильно прибавила. И я, конечно, тоже…
— Отец вообще всё впитывал, как губка, — отметила Елена. — Мама рассказывала, что папа, как только начал выезжать за границу, стал следить за модой, у него появился стиль в одежде. То есть, он впитывал знания не только спортивного толка. Все знают, что мой отец опрятный и красивый мужчина. Это для него всегда было важным…
— Кто-то делал бизнес, возил разные вещи на продажу из заграничных поездок, а меня это не волновало, — вспоминает Николай Андреевич. — Главное, чтобы мои девочки — жена и дочь — ходили красивыми, одетыми с иголочки.
— Я вообще как кукла была, — смеется Елена. — Может быть, это и неправильно, но такая уж у моего отца черта характера. Он любит всё красивое, дорогое. И это чувствовалось в его прыжках. У него был очень красивый стиль…
— Дочка, сейчас меня перехвалишь! Впрочем, мне правда всегда хотелось добиться идеального прыжка, — сказал Каменский. — Мне хотелось изящно всё выполнить.
— Папа и сейчас такой! Всегда в рубашечке, чистенький. В доме у него полный порядок, хоть он и живёт один. Я иногда его даже раздражаю, когда приезжаю. (Смеётся.)
— Николай Андреевич, мировую известность вы получили в 1956 году, когда почти накануне Игр в Италии выиграли легендарное Турне четырёх трамплинов…
— Это мой любимый турнир, — улыбнулся Каменский. — Я практически каждый Новый год там отмечал. Мне очень нравится Австрия, Германия — в основном из-за голубей…
— Голубей?
— Да, я ведь страстный голубятник, а в Германии прекрасные голуби. Я сейчас живу в частном доме, и на чердаке у меня птицы. И чайки у меня есть, и «немцы» — это такие голуби. Прыгуны, когда приезжают ко мне в гости, часто просят показать своих питомцев. И я им не отказываю…
У меня было много друзей, которые тоже по-хорошему помешаны на теме голубей. Даже очень знаменитые люди, например, Сергей Образцов (актёр и режиссёр кукольного театра. — Прим. Лайфа), Константин Бесков (советский футболист и тренер. — Прим. Лайфа). Мы часто встречались на выставках, общались.
— Оказывается, существуют безумно дорогие голуби, — отметила Елена. – Некоторые стоят по много тысяч долларов.
— Это увлечение из детства, — пояснил Каменский. — Я ведь еще пацаном голубей держал. На Воробьёвке все были прыгуны-голубятники. Сейчас я мало выезжаю на выставки — старый стал, наверное, да и моё поколение уходит…
«Выиграть первую Олимпиаду помешала молния брюк, вторую — яркое солнце»
Николай Каменский на протяжении восьми лет — с 1954 по 1962 год — входил в десятку сильнейших прыгунов в мире, восемь лет подряд показывал феноменальные результаты. Его никогда не сбрасывали со счетов. И только роковые случайности помешали ему выиграть чемпионат мира и Олимпийские игры.
— Две из трёх Олимпиад были мои, — с грустью в голосе сказал Каменский. — Я был в отличной форме, прекрасно подготовлен, мне не хватило чуточку везения. Знаете, такое в спорте бывает, когда не везёт…
— У папы 25 выигранных международных турниров, он чемпион Универсиады, — продолжила Елена. — А ведь там в те годы выступали все те же спортсмены, которые прыгали на Олимпийских играх, на чемпионатах мира. Но так получалось, что отец выигрывал до главного старта и после…
— Что касается Олимпиад, то в 1956 году в Италии меня считали фаворитом, одним из претендентов на золото. Но я упал во время первого прыжка, а повторить попытку мне не дала наша делегация.
Я хорошо помню этот прыжок. Он был идеальным. Все судьи уже выставили мне оценки — по 19,5 баллов, почти максимум. И в самом конце я упал… Как это произошло, я и сам не понял.
— Почему вам всё-таки не позволили сделать ещё одну попытку?
— Во время прыжка у меня порвалась молния на брюках, а запасных не оказалось, и главный тренер сборной не нашел ничего лучше, как снять меня с соревнований.
— Мне кажется, папа, ты что-то не договариваешь, — улыбнулась Елена. – Очевидно, там было ещё что-то.
— Химичев сказал мне так: «Не лезь, Коля! Сняли и сняли!», — только и добавил Каменский, пожав плечами. — Понимаете, время такое было… КГБ нас сопровождало — спорить было непринято, да и я был тогда молодой — надеялся, что смогу добиться успеха через четыре года.
На Играх в американском Скво-Вэлли Николай Андреевич должен был если не победить, то хотя бы войти в тройку призёров, но подняться на пьедестал советскому спортсмену вновь помешала досадная мелочь. После первой серии прыжков Каменский шёл третьим, и вполне мог бороться за медаль, но тут из-за облаков выглянуло солнце и никак не хотело спрятаться снова.
— Солнце было таким ярким, что ослепляло, и светило оно прямо в стол, — вспоминает Николай Андреевич. — Всем — немцам, американцам, французам — привезли солнцезащитные очки, а наша делегация об этом не позаботилась. Я ждал, мой старт задерживали. Но как долго это могло продолжаться? В общем, очки мне так и не привезли… Я смазал прыжок и естественно оказался за пределами тройки призёров.
На Олимпиаде в США Каменский занял четвёртое место, а победу одержал представитель ГДР Хельмут Рекнагель, с которым советский прыгун соперничал на протяжении многих лет.
— Ему повезло больше. Вот и всё! — развёл руками Николай Андреевич. – На Олимпиаде в 1964 году в Инсбруке я тоже был в неплохой форме, но так получилось, что руководители нашей делегации заставили нас прыгать пробные прыжки накануне стартов. Я прыгал, прыгал — и, бывает же такое, потерял чувство толчка. Перегорел, наверное.
Я, конечно, не брал в расчёт эти Олимпийские игры, но все равно надеялся выступить лучше. А так, даже не вошёл в десятку ни на одном из трамплинов.
— Вашим главным успехом в карьере считается серебро чемпионата мира в Закопане в 1962 году. Эта медаль — успех или всё-таки поражение?
— Конечно, с одной стороны, это неплохой результат, но я понимал, что моё место первое. Я проиграл Рекнагелю совсем немного. Тем не менее я доволен тем, что медаль у меня есть.
— Папа, как всегда, скромничает. В Закопане были так поражены его прыжками, что называли вице-чемпионом и никак иначе, — отметила Елена. — Он был достоин золота. Это правда.
— Я скажу иначе… Это серебро как золото, — отметил Каменский.
— И всё-таки, папа, тебе обидно… Понимаете, он был достойным, держался на высоком уровне много лет, а это не каждому дано. Бывают чемпионы-однодневки, повезло один раз, а потом спортсмен пропал. Папа не такой, он много работал, но чего-то постоянно не хватало. Не хватало той самой большой медали.
— Я сделал достаточно для того, чтобы выиграть эту самую большую медаль. Считаю себя достойным её…
Впрочем, имя Каменского всё равно вписано в историю спорта золотыми буквами. Буквально!
— Помню, как-то разговаривала с внуком и сказала ему: «Данечка, если ты однажды будешь в Осло, сходи в музей лыжного спорта. В этом музее есть особая книга, в которой имя твоего прадеда написано золотыми буквами, так как в 1958 году он выиграл Холменколленские игры. Все спортсмены, кто выигрывал эти соревнования, записаны в этой книге», — вспоминает Елена. — Дане тогда было годика четыре. Он переварил информацию и спросил: «Если Колюнька записан золотыми буквами, почему у него такой маленький домик». Малыш, а всё понимает. В общем, к чему я? Отец и без олимпийских медалей навеки в истории спорта.
— Николай Андреевич, а как тогда за границей относились к советским людям? Например, не пришлось ли вам столкнуться с негативом на Играх в США?
— Нет! Поездка была прекрасной. Все были дружелюбными, никакого давления я не ощущал. Но что меня особо поразило, так это то, что однажды в олимпийскую деревню приехали лавочники и бесплатно начали раздавать сумки, отрезы ткани, что для советского человека было дико.
Там была невероятная атмосфера праздника и дружбы. А ещё поразило изобилие в еде. На Играх 1960 года был шведский стол, который работал 24 часа. Как-то показывали Скво-Вэлли по телевидению, старые фото, и я узнал на них местную столовую. Всё это было для нас фантастикой: мы ведь тогда жили скромно.
— А что мне запомнилось, так это то, что отец зимой привозил с соревнований фрукты, — отметила Елена. — В 60-е годы фрукты зимой были роскошью, а отец с Турне четырёх трамплинов привозил бананы, яблоки. Это было очень актуально.
«В России нет хороших тренеров, а те, которые есть, — непрофессионалы»
Завершив спортивную карьеру, Николай Андреевич занялся тренерской деятельностью и некоторое время проработал в родном «Труде». А потом ушёл.
— Понимаете, я очень не люблю чиновников, а особенно тех чиновников, которые работают в спорте, — объясняет свой поступок Каменский. — Как правило, они далеки от спорта, но начинают учить, воспитывать. У меня такой характер…
— У отца очень развито чувство справедливости, если считает нужным, он и послать может, — вспоминает Елена. — Помню, в 1963 году меня положили в больницу с аппендицитом, а отцу надо было ехать на Турне четырёх трамплинов. Он взял и не поехал. Сказал: «У меня дочь в больнице». Меня хотели перевести в Кремлёвскую больницу, лишь бы он поехал на соревнования. Отец может круто всех построить. Это в его характере.
— В общем, я не смог сработаться с чиновниками, — подытожил Каменский, — поэтому ушел из «Труда» и начал работать с детьми в подмосковной школе. У меня был второй тренер, мы вместе строили трамплин и занимались детьми.
— Николай Андреевич, из дочки не хотели сделать олимпийскую чемпионку?
— Конкретного стремления не было, но, если бы она захотела серьёзно заниматься спортом, я бы не стал ей мешать.
— А я и занималась…
— Неужели прыжками с трамплина?
— Нет, горными лыжами. Так получилось. Дело в том, что у меня не было бабушек. Мама со мной сидела до четырёх лет — благо мы жили неплохо, в детсад меня не отдали, так как после операции я боялась женщин в белых халатах. Потом мама вышла на работу тренером, она ведь у меня горнолыжница, и стала брать меня к себе на тренировки. В общем, выбора у меня не было.
Меня как поставили на лыжи, так я и начала кататься. Олимпийской чемпионки из меня не получилось, да и отец не особенно горел желанием: родители боялись за меня. Однако до кандидата в мастера спорта я докаталась.
— Елена, разве вам не хотелось большего?
— Я не очень амбициозный человек.
— Николай Андреевич, вы проработали детским тренером до пенсии?
— Да! Знаете, незвёздная жизнь мне была как-то ближе. Мне больше нравилось работать с детьми. На высоком уровне я не смог бы сработаться с чиновниками. Меня до сих пор бесит, когда на каких-то соревнованиях я вижу тренера, который никогда в своей жизни не прыгал. Меня раздражает непрофессионализм, а в спорте непрофессионалов много.
— По-вашему, в России нет хороших специалистов по прыжкам с трамплина?
— Нет, к сожалению. А вы взгляните на международные результаты. Нет явных лидеров. А всё почему? Потому что наши спортсмены не прыгают с малых трамплинов, не отрабатывают технику — их сразу загоняют на высокие и требуют результата. У детей ещё нет «чувства стола», а это в нашем спорте самое главное. Когда ты почувствовал толчок, то можешь лезть на любой трамплин. Наши тренеры почему-то этого не понимают…
И действительно, после первой ласточки — Каменского — только двое наших прыгунов с трамплина добились мирового признания. Но это было очень давно, ещё в советское время. Владимиру Белоусову в 1968 году покорились Олимпийские игры и чемпионат мира, Гарий Напалков в 1970-м выиграл два золота ЧМ — на трамплинах в 90 и 120 метров.
— Николай Андреевич, а вас не приглашали в качестве консультанта?
— Нет, не было такого…
— С недавних пор в прыжках с трамплина выступают девушки. Вам нравится это нововведение?
— Да, мне очень нравится, как они прыгают. Они более изящные и элегантные, чем парни. У них такие восхитительные линии получаются. В общем, я только за. Мне довелось чуть-чуть поработать с девочками-прыгуньями: они очень дисциплинированные и всё быстро схватывают.
Вообще, прыжки с трамплина сильно ушли вперёд. Хотя уже тогда, в 60-х, я прыгал так, как прыгают сейчас.
— Знаете, папа буквально лежал в полёте на лыжах, — заметила дочь спортсмена. — В то время это было уникальным явлением, а сейчас так делают все.
— Изменения коснулись всего, — продолжил Николай Андреевич. — Другие трамплины, другая техника. Это очень зрелищный вид спорта. Я с удовольствием смотрю соревнования, но выступления наших спортсменов мне не нравятся. Я уже говорил, почему.
«В моё время допинга не было. Надеюсь, что скандал вокруг России изменит ситуацию»
Дочка Николая Андреевича вот уже почти 20 лет живёт с семьей в Австралии, много раз звала отца на чужбину, однако Каменский упорно не хочет покидать Москву.
— Ну куда я поеду отсюда? Во-первых, возраст уже, не долечу я… А, во-вторых, здесь мой дом, здесь могила моей жены, периодически я её навещаю.
— Так получилось, что папа однолюб, — сказала Елена. — Мамы не стало 20 лет назад, он был очень потерян, переживал… Но мы с мужем стараемся как можно чаще навещать его.
— Да, дочь и зять часто ко мне приезжают, поэтому у меня нет ощущения, что я остался здесь один. Лена и Сергей постоянно рядом, казалось, ещё вчера были в Австралии, а сегодня уже здесь, в Москве.
— Мы очень много времени проводим в России, — подтвердила Елена. — Сидим, можно сказать, на двух стульях.
— Николай Андреевич, чем заполнены ваши будни?
— Я смотрю футбол уровня чемпионатов мира, люблю биатлон — это один из самых зрелищных видов спорта. Особенно мне нравятся девушки-биатлонистки. Раньше спортсменки страшные были, а сейчас — красавицы. Например, мне очень нравится Габриэла Соукалова. С удовольствием смотрю соревнования по зимним видам спорта…
— Сильно переживали, когда многих наших спортсменов не пустили на Олимпиаду в Рио из-за допинговых скандалов?
— Переживал, конечно, так как век у спортсмена короток. Для кого-то эта Олимпиада могла быть первой и последней… Но давайте будем объективными: очень многие спортсмены, причём не только наши, принимают допинг. То, что пострадали невинные атлеты, это плохо, несправедливо, но такова, видно, спортивная судьба. Один прокололся, а ты страдаешь.
В моё время никакой химии не было. Тогда все были чистыми и соревновались честно. Это потом начали баловаться допингом. Надеюсь, что шумиха, которую подняли, изменит ситуацию в спорте к лучшему.
— Знаю, что государство поддерживает олимпийских чемпионов и чемпионов мира финансово. Серебряных призёров не забывают?
— Мне только 400 рублей приплачивают. От комитета, кажется. Я не знаю, как это назвать. Поддержка? Наверное… Я не привык жаловаться, не привык выбивать ничего.
В этом и есть весь Каменский, человек войны, человек советской закалки, спортсмен с большой буквы. Кажется, что ощущение полёта, которое он так любил, не покидает его до сих пор…
Сейчас на Воробьёвых горах строится новый трамплин, взамен того, на котором когда-то начинал наш герой. Было бы справедливо, если бы новое сооружение получило имя живой легенды.
